Лёшка – мамина помощница

Елена Колтунова

Вы, наверное, думаете, что в названии этой маленькой повести – ошибка.
    Ведь Лёшкой называют мальчишек. А раз Лёшка – это мальчик, то он не «мамина помощница», а «мамин помощник».
    Вот вы, как раз, и ошиблись!
    Лёшка – это маленькая девочка.
    Я это знаю совершенно точно. Потому что Лёшка – это я!
    Точнее, Лёшка – это я много-много лет назад. Я знаю, трудно поверить, что бабушка, да еще и прабабушка, тоже когда-то была маленькой девочкой. Бегала в салки-догонялки. Играла во дворе в «классики» – знаете, это такая игра, где надо прыгать по расчерченным на асфальте квадратикам. Неужели не знаете? Нет, думаю, кое-кто знает. Правда, когда я рассказываю внукам, а теперь и правнукам о своём детстве, многое их удивляет, не всё понятно. Ну, например, никак им не понять, что, когда я была маленькой, не было телевизоров.
    – А как же ты смотрела мультики? – спрашивают внуки.
    Рассказываю:
    – Чтобы посмотреть любой фильм, в том числе и мультфильм, нужно было пойти в кинотеатр.
    – И компьютера не было? – продолжают удивляться внуки – И мобилок? А если ты хотела позвонить маме?
    – Для этого был обычный телефон. Ну, такой, как нарисован в книжке «У меня зазвонил телефон…». Только без диска с дырочками и без кнопочек…
    – А как же ты звонила?.. – еще больше удивляются внуки.
    – Я снимала трубку и называла нужный мне номер дежурной телефонистке. А так как телефонов тогда было очень мало, и тех, кто часто звонил, телефонистки узнавали по голосу, то бывало и так:
    – Это ты, Лёшка? – спрашивала дежурная телефонистка. – Тебе маму? –
    И она соединяла меня с маминым номером.
    А однажды, когда мамин телефон был занят, одна телефонная барышня – так многие обращались к телефонисткам – мне говорит:
    – Лёшка, не вешай трубку. Мамин телефон освободится, я тебя сразу с ней соединю. А пока расскажи мне, ты девочка или мальчик? Голосок девчоночий, а зовут тебя Лёшка…
    Вот такой вопрос!.. Но Лёшка не обиделась. Ведь Лёшкой её называет папа, которого она сильно-сильно любит. Наверное, он очень хотел, чтобы родился мальчик, а родилась девочка…
    Конечно, у неё есть взаправдашнее имя – Леночка. Ну, а так – Лёшка да Лёшка.
    Чужие тёти и дяди вообще часто ошибаются, принимая Лёшку за мальчика. Потому что девочки – это косички и бантики, юбочки и платьица. А у Лёшки – стриженная под машинку голова, и всё лето она бегает только в трусиках. При этом на коленках у Лёшки красуются синяки и ссадины, потому что любит она лазать по деревьям.
    Так что чужие тёти и дяди очень удивляются, узнав, что Лёшка – это девочка. Худенькая, глазастая, смуглая, как галчонок, девочка. Глаза у неё большие и такие чёрные, что эти чужие тёти и дяди тут же начинают задавать ей вопросы, которые она, Лёшка, очень не любит:
    – Так ты не мальчик, а девочка? Но раз ты девочка, то почему у тебя такие чёрные глазки? Они грязные? Ты забыла их вымыть? Ай-я-яй! Девочка должна быть аккуратной…
    Лёшке эти вопросы и разговоры порядком надоели. Неужели нельзя придумать что-нибудь новенькое, интересное? Она, Лёшка, придумала бы.
    Она вообще любит придумывать всякие занимательные истории. Мама и папа говорят, что она фантазирует, а соседские ребята, Толя и Лёня, и, особенно, Юлька-капризулька, всем рассказывают, что Лёшка обманщица.
    А ведь Лёшка никогда не обманывает! Она знает, что обманывать – это плохо! Но ведь обманывать – это одно, а фантазировать – совсем другое…
    Вот если бы ей встретилась девочка с такими же большими чёрными глазами, она бы сказала… Ну, что бы она ей сказала?.. Ага! Вот что!
    – Взяла волшебница большие-пребольшие ножницы и порезала на кусочки самую-самую чёрную ночь, сделала из этих кусочков чёрные-пречёрные глаза и подарила их девочке, – фантазирует Лёшка, но тут же сама себе задает вопрос:
    – А, что до этого у девочки не было глаз? Она была слепая? Нет, над этой сказкой ещё надо подумать…
    Лёшка думает, фантазирует весь день до вечера, и даже тогда, когда уже пора спать, она продолжает фантазировать, сворачиваясь калачиком под одеялом – так думается лучше всего, ничто не отвлекает. И уже засыпая, вспоминает надоевшие шутки взрослых и снова ворчит:
    – Скажут тоже – «грязные».
    Лёшка как раз любит мыться. Она вообще любит чистоту и помогает маме убирать. Она – мамина помощница.
    Правда, бывает, что она так поможет маме, что мама долго-долго охает и вздыхает.
    Ну, вот, например, как в том случае, когда…
    
    ЛЕШКА ВЫМЫЛА ПОЛ
    История первая – «О набеге индейцев»
    
    Правда, потом, вспоминая эту историю, мама уже не охала и не вздыхала, а смеялась. А Лёшка слегка обижалась: ну зачем вспоминать всякие глупости – это ведь было давно, в прошлом году, ей, Лёшке, было всего пять лет.
    Жили они с мамой и папой тогда на даче в пригороде, который называли – кто Большим Фонтаном, а кто Золотым Берегом. Но, по правде, ни фонтанов там Лёшка не видела, ни берег моря там не был золотым. А так себе – просто узкая лента желто-серого песка, почти сплошь усеянного подушечками подсохшей тины и синими створками больших ракушек-мидий.
    Лёшкина бабушка рассказывала, что, когда она была такая же маленькая, как Лёшка, берег оправдывал это название. Но за много лет море и ветер сделали своё дело. День за днём языки морских волн слизывали пляж, как мороженое. Так что теперь жалкая полоска песка сразу уступала место бурой земле, которая и в хорошую погоду мало походила на золото, а уж в дождь и подавно становилась обыкновенной грязью.
    Зато после дождя «пирожки» и «пасочки» из неё получались замечательные, и следы на ней отпечатывались четко и надолго. Можно было играть в индейцев и следопытов. Но ни Толя с Лёней, ни Юля-капризуля не умели играть в такие взрослые игры. А ведь мальчишкам уже было по пять с половиной лет! А Юльке - целых шесть!
    Приходилось играть одной за всех.
    И вот однажды Лёшке-индейцу пришло в голову запутать Лёшку-следопыта двойным следом. Побегав кругами и восьмёрками по двору и не обтерев у порога ноги, Лёшка прошлась, припечатывая босые ступни, по комнате от двери к противоположной стене. Поразмыслив немного, легла на пол и… отпечатала следы ног на белёной стене так высоко, как только могла дотянуться. Затем встала и, пятясь, вернулась к двери, стараясь попадать след в след.
    Надо сказать, что для такой игры лучшего места, чем их комната, трудно было придумать. Хотя комната была не очень большая с одним маленьким окошком, выходившем на совсем крошечную верандочку, но пол в комнате был замечательный! Не какой-нибудь паркет, как в городе, а блестящий коричневый линолеум. Следы на нём отпечатывались чётко-чётко. Сразу видно, что кто-то прошел через комнату, поднялся по стене, а вот куда потом исчез – не известно. Ведь следы смотрят только в одну сторону!
    Перейдя порог, Лёшка из индейца сразу превратилась в следопыта и, наморщив лоб, принялась усиленно разглядывать следы.
    За этим занятием и застали её соседские ребята.
    – Ты чего, Лёшка скривилась? Ногу наколола? – спросил Лёня.
    – Ой, Лёнька Лёшку пожалел, в женихи к ней захотел,– захихикала Юлька и, обрадовавшись, что у неё вышло в рифму, стала приплясывать, повторяя получившийся стишок.
    Лёшка, продолжая сосредоточенно думать, без лишних слов дернула Юльку за тугую кудряшку. Юлька привычно и, надо признаться, довольно противно захныкала. Но ответить Лёшке тем же и не подумала. Во-первых, Лёшка умела драться, как мальчишка, а, во-вторых, Юльке никогда не удавалось вцепиться в Лёшкины коротко остриженные волосы: гладкий, словно полированный, чёрный чубчик выскальзывал из пухленьких Юлькиных пальчиков. Зато Юлькины светлые кудряшки всегда так и манили Лёшку, за что ей часто попадало от папы:
    – Стыдно обижать тех, кто меньше и слабея тебя! – сердился папа.     
    – Так Юлька ж не меньше! Она на целый год, да ещё и на месяц старше, как я.
    – Во-первых, не старше, как я, а старше чем я, а ещё лучше: старше меня. Во-вторых, ты такого же роста, как Юля, и к тому же сильнее. Ты же знаешь, она всю зиму болела.
    – Зато она по ширине больше, – не сдавалась Лёшка. – Потом, я тоже болела зимой. Ты забыл, что у меня была скарлатина? Забыл, да?! И не виновата я, что теперь мама меня, как мальчишку стрижет, а Юлька не может за меня уцепиться. Она вообще только реветь может, твоя Юлька-капризулька!
    Лёшка вскидывала голову и с выражением оскорблённой гордости (оно было написано не только на её лице, но ощущалось во всей её тоненькой фигурке) удалялась.
    Юлькино хныканье, не найдя отклика, стало понемногу переходить в рёв.
    – Тс-с-с, - Лёшка таинственно приложила палец к губам и показала глазами вглубь комнаты.
    Юлька мгновенно умолкла. Ребята настороженно вытянули шеи и стали всматриваться в сразу показавшийся им таинственным полумрак.
    – Что там? – сдавленным шёпотом спросил Толя.
    – Индеец. Прошёл через всю комнату и куда-то подевался. Вот его следы, видите, обрываются. Может быть, он где-то здесь спрятался.
    Ребята, на всякий случай, сгрудились теснее.
    – Может, под кровать залез?
    – Ну да! Кровать вон где, почти в углу, а следы прямо идут. Он по стене поднялся.
    – Чего ты врёшь, опять врёшь! – закричала Юлька. – Человеки не могут по стенкам ходить! Они же не мухи!
    – Юлька! – Лёшкина рука сама потянулась к Юлькиным кудряшкам, но Юлька успела нырнуть за Толину спину.
    Лёшка обернулась к мальчикам:
    – Индейцы всё могут. Они на самые высокие скалы поднимаются. Вот в городе у меня есть книжка про индейцев, так там на картинке нарисована высокая-превысокая скала, а на ней – сам вождь индейцев в перьях.
    – Ну, тогда понятно, как он на эту скалу поднялся, – сказал Лёня. – Помахал перьями и полетел, хоть на скалу, хоть на дерево.
    – Так, может, и этот индеец был с перьями, – предположил Толя. – Тогда он просто взял и вылетел в окно.
    – Да, нет… – озабоченно протянула Лёшка. – Индейцы не летают. У них же нет крыльев. Перья у них на голове.
    – Опять ты врёшь! Опять ты врёшь! – из-за Толиной спины заверещала Юлька. – У человеков вообще перья нигде не растут, ни на голове, нигде, даже у индейцев!
    Но Лёшка уже отвернулась от Юльки. Она, наконец, поняла, куда исчез индеец: ведь следы на стене поднялись только до дырочки, оставшейся от гвоздя.
    – Это был не простой индеец, – торжественно произнесла она. – Это был шаман.
    – Кто-кто? – хором спросили ребята.
    – Шаман, значит – колдун! – Лёшка сделала страшные глаза. – Он сделался совсем маленьким и ушёл через в-о-он ту дырочку в стене. Теперь он уже далеко. Можно больше не искать.
    Лёшка облегченно вздохнула: у нее гора спала с плеч – не нужно больше искать загадочного индейца, а следы его она здорово распутала. Ни один следопыт не распутал бы лучше!
    Ребята растерянно переглянулись. То, что говорила Лёшка, было удивительно, да и обманывала она их столько раз… Не хотелось бы снова попасться на удочку. Но… Следы на блестящем полу всамделишные, и вели они к дырочке на стене, с этим спорить было невозможно. Поэтому мальчики только вздохнули и дружно сказали:
    – Ну, раз твоего индейца здесь больше нет, так мы пойдем. А то мама скоро вернётся, искать нас будет.
    Толя с Лёней пошли к калитке, а Юлька постояла, посмотрела на следы на полу и хихикнула:
    – Ох, и попадет же тебе от мамы за твоего индейца, весь пол истоптал.
    И показав Лёшке язык, Юлька припустила за мальчишками.
    Лёшка призадумалась. А и вправду, за следы мама здорово рассердится. Она перед самым уходом чисто вымыла пол и просила не бегать со двора в комнату, не пачкать его.
    Лёшка понимает, что рассказывать маме о наследившем на полу индейце не годится. Вот это уже будет не фантазия, а самое настоящее враньё. И жалко ей маму: наверное, это очень трудно – мыть полы. Она, Лёшка, еще ни разу не пробовала.
    – А что, если попробовать… Самой вымыть пол, пока мама не вернулась из города…
    Жаль, что ведро и тряпку мама повесила сушиться на высокий забор. Оттуда Лёшке ни за что не достать.
    Но это не беда! Лёшка не любит откладывать задуманное.
    Вот – тазик для мытья чашек! Вот – вода в чайнике! Р-р-раз! И тазик уже на полу! Два! Вода из чайника – в тазике! Три! Тряпка… а вот тряпки и нет… Но и это не страшно!
    Можно ведь сначала сесть в тазик с водой, – он ведь не очень маленький, мама в нем не только чашки, но и тарелки моет, даже миску от салата, – а потом проехаться мокрыми трусиками по блестящему, гладкому линолеуму, как по льду. Неважно, что лёд белый, а пол коричневый. Пусть это будет африканский лёд. В Африке ведь люди коричневые, там всё коричневое, там и лёд, обязательно, должен быть коричневый.
    Правда, в Африке жарко, – папа рассказывал. Там даже зимой жарко. А зима у них тогда, когда у нас лето. Но раз в Африке всё наоборот, значит и лёд у них бывает в жару...
    Вот уже ни одного пыльного следочка на полу не осталось. Лёшке понравилась такая «поломойка». Слово это она сама придумала. Сказала вслух, прислушалась. Как красиво звучит! И запела:
    – Поломойка, поломойка! Все полы скорей помой-ка!
    С этой песней она снова плюхнулась в тазик, разбрызгав вокруг себя остатки воды, затем опять шлепнулась мокрыми трусиками на пол, оттолкнулась от стены ногами (отпечатав рядом со следами «индейца» ещё два грязных следа) и поехала кругами по полу, оставляя чудесные широкие мокрые полосы, зигзаги, кренделя и другие замысловатые фигуры.
    На середине комнаты она, подобрав коленки к подбородку и обхватив их руками, быстро-быстро завертелась волчком, так что стало даже горячо попке. Лешка вскочила и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть не загорелись ли от горячего африканского льда её новые голубые трусики.
    Но трусиков, можно сказать, сзади уже не было. Из большущей дыры выглядывала та часть Лёшкиного тела, которая всё лето оставалась единственным незагорелым местом. Правда, теперь из-за основательного слоя грязи этого нельзя было утверждать с уверенностью.
    Теперь понятно, почему мама долго охала и вздыхала от такой Лёшкиной помощи. Лёшка была бы рада, чтобы мама поскорее забыла о «набеге индейцев» – как назвал папа эту печальную и смешную историю, – но следы на стене все лето напоминали о ней, хотя Лёшка вовсю старалась маму больше не огорчать.
    И все же был случай, когда она расстроила маму ещё больше.
    Это было тогда, когда…
    
    ЛЁШКА РЕШИЛА ВЫМЫТЬ РЫБУ
    История вторая – «О заколдованной принцессе»
    
    Это случилось снова на даче. Но теперь Лёшка была уже большая девочка. Ведь прошёл год, а это целых двенадцать месяцев, в каждом из которых тридцать или даже тридцать один день. И с каждым днём Лёшка росла и умнела.
    Жили они с мамой теперь на другой даче, совсем далеко от города. У них была комната с большой верандой, а с веранды прямо на крышу вела лесенка. На крыше можно было отлично загорать, и с неё всё было замечательно видно.
    Собственно, увидеть можно было не так уж и много. С трёх сторон – степь, а с одной стороны – море. Но вообще, это и не мало.
    Степь вся золотая с красными огоньками маков. Когда ветер подует, по ней волны бегут, как по морю.
    Ну, а море – оно всегда разное, то синее, то зеленое, то рябью подернуто, то гладкое, будто шелковое, а то покроется белыми барашками… Так что можно вообразить, что ты каждый день плывёшь на своём корабле-доме по разным морям-океанам.
    А если смотреть вверх, то облака в синем небе загадки загадывают. То мчится белый конь с длинной пышной гривой. Узнать бы, куда? То большущая кошка приготовилась к прыжку с толстого тёмного облака. А вдруг она прыгнет прямо к Лёшке на крышу! Лёшка зажмуривается, а когда открывает глаза, кошки на облаке уже нет, вместо неё из-за этого облака выглядывает безобразная старуха с длинным тонким носом. Верно, хозяйка кошки. А потом возникает чудесный замок. Лёшке ужасно хочется побывать в нём.
    Вообще, когда Лёшка на крыше, ей кажется, что она одна в целом мире.
    Мама где-то далеко внизу, в белой кухоньке-пристроечке. Папа в городе на работе, он приедет только на выходной день.
    Дорожка от дома к станции спряталась так, что с крыши её и не видно. Но, если по ней пойти, то выйдешь к станции, к маленькому жёлто-красному трамвайчику, который все называют «Тяни-Толкаем», как чудесного зверя из сказки про Айболита. Трамвайчик назвали так, потому что, когда он приезжает на их станцию, вагоновожатый переходит в другой конец вагончика, и трамвайчик едет «задом наперёд», или «передом назад» - Лёшка так и не решила, как лучше говорить.
    На дачу Лёшку с мамой папа привёз на машине. Лёшка с мамой сидели в кабине рядом с шофером, а папа забрался наверх: стал на колесо, подтянулся на руках, ногу за борт забросил – раз! И он уже в кузове, где сложены все дачные вещи. Лёшка стала тоже проситься наверх к папе. Но мама не позволила. Правда, взамен пообещала покатать Лёшку на «Тяни-Толкае» до города и обратно.
    И вот Лёшка впервые едет в этом хорошеньком, словно игрушечном трамвайчике. В отличие от сказочного зверя трамвайчик движется медленно, подолгу стоит на остановках. А потом вообще останавливается, хотя вблизи нет ни одного даже самого маленького домика. Лёшка удивляется:
    – Мама, почему мы стоим, мы что поломались?
    – Нет, мы ждем, когда навстречу нам пройдет такой же «Тяни-Толкайчик». Ты, разве, не обратила внимания, что от нашей станции идёт всего одна пара трамвайных рельсов. А здесь на середине пути проложены две пары, как в городе, и вагончики смогут разъехаться.
    – А так они бы стояли, как два упрямых барана на узком мостике? – вспоминает Лёшка недавно прочитанный стишок из детской книжки Михалкова. – Помнишь, «Сверху солнце печёт, снизу речка течёт. В этой речке утром рано утонули два барана».
    Лёшка тут же представляет себе картинку: два трамвая, не желая один другому уступить дорогу, как бараны, упёрлись друг в друга рогами, то есть не рогами, а теми палками с перекладиной, что стоят у них на крыше и при движении скользят по проводам.
    В общем, поездка на «Тяни-Толкае» получилась долгой, так что мама заявила, что в город она постарается ездить, как можно реже.
    Приезжая на воскресенье, папа привозит продукты по списку, что в начале недели даёт ему мама. Хлеб можно купить на станции, куда через день его привозят в маленьком фургончике-лавке, где, кроме хлеба, продают соль, спички и мыло. Молоко мама покупает у хозяйки. И еще она покупает у неё рыбу, которую муж хозяйки, дядя Федя, ловит на удочку прямо со скользких прибрежных скал. Из этой рыбы мама варит суп-уху и делает для Лёшки котлетки, а себе и папе просто жарит её на сковородке.
    Хозяйскую корову, молоко которой пьёт Лёшка, зовут Муська, но хозяйка ласково кличет её – «моя рыбонька». А вот рыбок, наловленных дядей Федей, она почему-то называет «бычками». Это очень смешит Лёшку. Хотя мама ей уже объяснила, что рыбки эти и в самом деле зовутся бычками. Они небольшие, но головастые, зубастые, жёлто-песочного цвета – бычки-песочники.
    А как-то раз под их веранду пришла какая-то чужая толстая тётка и стала кричать:
    – Риба, риба, свежая риба!
    – Риба – это что? – удивилась Лёшка.
    Но мама удивляться не стала, а взяла кошелёк и быстро сбежала с веранды.
    Оказалось, что риба – это рыба, к тому же – те же самые бычки. Правда, те, да не те. Они намного больше тех бычков, что ловит дядя Федя, и совсем другого цвета – чёрно-зелёного, как морская трава в глубине под скалами. Мама сказала, что эти бычки водятся только там, где глубоко, среди водорослей.
    Вот Лёшка и решила, что эти бычки такие тёмные, потому что об водоросли перемазались. А раз так, то их надо отмыть!
    И когда мама ушла на станцию, караулить приезд фургончика-лавки с хлебом, Лёшка принялась за дело.
    Достала хозяйственное мыло, мочалку, налила в таз воду и принялась мыть рыбу. Но дело это оказалось совсем не простым.
    Скользкие рыбки вырывались у Лёшки из рук, как вишнёвые косточки из зажатых щепотью пальцев. Бычки летели через всю кухню и плюхались в самых неожиданных местах. Несколько раз пришлось выуживать их с помощью веника из-под кухонного столика. Один бычок влетел в ведро с питьевой водой. А один даже вылетел за дверь, и его сразу же подхватила кошка. Правда, есть рыбку кошка не стала. Разочарованно обнюхала её и ушла, недовольно подергивая кончиком хвоста – верно, ей не понравились запах и вкус хозяйственного мыла.
    Вскоре Лёшка оказалась забрызганной грязной мыльной пеной с ног до головы. Да и вся кухня выглядела не лучше.
    А бычки никак не желали отмываться. Сколько Лёшка ни оттирала их, сколько ни намыливала, они оставались всё такими же страшными чёрно-зелёными. Лёшка отчаянно тёрла рыбу мочалкой и бормотала:
    – Кто же заколдовал тебя, Золотая рыбка? Кто превратил в чудо-юдо морское зелёное?
    – Это сделала злая ведьма. И не рыбка я золотая, а Принцесса-Золотоволоска. Захватила ведьма моё царство-королевство, а меня и моих подружек превратила в золотых рыбок. А мои золотые волосы – в красивый золотой хвост. Но потом ведьме стало мало моего царства-королевства. Она захотела получить и мои золотые волосы. Целую ночь она колдовала на берегу моря. Поднялась страшная буря. Волны были такими большими, что доставали до молний в небе. И стали мы чудами-юдами морскими зелёными. А злая ведьма получила мои прекрасные золотые волосы.
    – Как же мне спасти вас. Как снять злые чары?
    – Нужно бросить нас в котёл с кипящим молоком. И тогда я снова стану прекрасной принцессой, и с моих подружек тоже спадут злые чары. А не то – вековать нам в пучине морской.
    Тут Лёшка почувствовала, что у неё от жалости к принцессе подозрительно защипало в носу. Она огляделась по сторонам и… Так и есть! На окне стоит большая кастрюля молока. Мама его вскипятила перед самым уходом, кастрюля ещё совсем горячая.
    И вся рыба вместе с мыльной пеной полетела в молоко!
    Спать мама с Лёшкой ложились голодные…
    Но ещё до сна, когда Лёшка перестала реветь, мама ей объяснила, что бычки вовсе не испачкались о водоросли. Это природа позаботилась о них: дала им такой цвет, чтобы врагам трудно было их разглядеть в морской траве, среди которой они живут. А вот бычки-песочники зарываются от врагов в жёлтый песок под скалами. Поэтому они жёлто-песочные.
    Когда Лёшка подросла еще на год, ей самой смешно было вспоминать, как она «расколдовывала принцессу». Она очень поумнела, о многом узнала. И хотя так же любила фантазировать, но старалась, чтобы её фантазии не доставляли маме хлопот.
    И все же был ещё один случай, когда Лёшка снова набедокурила.
    Это случилось тогда, когда…
    
    ЛЁШКА ЗАМЕНИЛА ИСПОРЧЕННЫЕ «КАБАЧКИ» ХОРОШИМИ
    История третья – «Об обезьянах и бананах»
    
    Лёшка очень любит книги. Но она никогда не ходит за мамой, как Юлька, и не канючит:
    – Ма-а-а, почитай мне.
    Лёшка превосходно читает сама и притом давно – с четырёх лет.
    Лёшка любит и сказки, и «взаправдашние» истории. Любит читать о прекрасных принцессах и о мужественных индейцах, о «Ребятах и зверятах», об Алёше-Почемучке, о «Белочке и Тамарочке» и об отважных путешественниках.
    Однажды, читая книжку об обезьянках, Лёшка узнала, что самое любимое лакомство этих весёлых зверушек – бананы. Лёшка не только никогда не ела бананов, но даже на картинках их не видела. Ведь хотя Лёшка и жила в тёплом южном городе, но для банановых пальм тепла в их краях было совсем недостаточно. А в магазинах и на рынке можно было купить разные овощи и фрукты, но бананы ни там, ни там не продавались.
    Лёшке ужасно захотелось попробовать бананы, так захотелось, что хоть в Африку за ними поезжай.
    Ну, насчёт Африки – это, конечно, фантазия, но перед сном в постели Лёшка столько думала об обезьянах и бананах, что они ей приснились.
    Вместе с обезьянками она весело прыгала с пальмы на пальму. Вернее, не прыгала, а делала большие шаги прямо по воздуху. А пальмы были точь-в-точь такие, как в зале ожидания на вокзале – не очень высокие, с мохнатыми стволами, словно одетыми в серые войлочные шубы. И так же, как на вокзале, в Лёшкином сне они росли в больших зеленых кадках.
    Лёшке захотелось «шагнуть» повыше, туда, где на самой далекой и высокой пальме, среди листьев, похожих на бабушкин веер, виднелось что-то прекрасное и сияющее. Лёшка догадалась, что это банан. Она сделала большой шаг, но не дошагнула, сорвалась и долго-долго, так что даже дух захватило, летела вниз. Упала и проснулась…
    Бабушка говорила, что детям снятся полеты, когда они растут. Лёшка подумала, что надо встать и посмотреть по метке на двери, сильно ли она подросла за эту ночь. Но тут же снова уснула. А когда проснулась, пришлось быстро умываться и завтракать, так как у мамы был выходной день, и они собирались ехать в зоопарк.
    Лешка любит ходить в зоопарк. Там, переходя от клетки к клетке, от львов и тигров к слонам, а потом к белым медведям или страусам, можно себе представить, что ты путешествуешь по разным странам: то ты в Африке, то в Индии, то к Северному полюсу добираешься, то в Австралию…
    Обычно Лёшка первым делом бежит к ограде, за которой, весело поглядывая на посетителей хитрыми маленькими глазками, стоит слон.
    Он уже стар и, как рассказывают, попал в зоопарк из цирка, а потому любит толпящихся возле него людей. Видимо, весёлый ребячий гомон и улыбающиеся лица вокруг напоминают ему былые годы, когда он – ещё молодой и ловкий – выходил на посыпанную жёлтыми опилками арену, умел танцевать вальс и стоять на одной ноге, похожей на серую каменную тумбу у ворот старинного дома. Да мало ли что ещё он мог тогда сделать! Люди аплодировали и весело смеялись, а хозяин ласково похлопывал его по морщинистому боку и угощал чем-нибудь вкусным.
    Впрочем, немало вкусненького перепадает ему и теперь, несмотря на вывешенные на каждой клетке, каждой загородке плакатики: «Посетителям кормить животных – строго воспрещается!». Людям хочется угостить своего любимца, а старик-слон забавно, как в цирке, когда он выходил на комплимент, раскланивается – благодарит за угощение.
    Что значит «выходить на комплимент», Лёшка запомнила после одного случая, произошедшего в цирке. А произошло там вот что.
    Красивая молодая наездница в серебряном коротком платьице показывала, стоя на спине бегущей вдоль барьера лошади, разные акробатические номера. Но вдруг, неожиданно, какой-то маленький мальчик, сидящий с мамой в первом ряду, когда лошадь пробегала мимо них, бросил в неё теннисный мячик. Лёшка не видела, как он это сделал, её внимание было целиком отдано прекрасной наезднице, на месте которой она уже видела себя. Она увидела только, как шарахнулась в сторону лошадь, а потом – как наездница с трудом поднимается с серого брезента, которым накрыли манеж, чтобы опилки не летели из-под копыт лошадей в зрителей. К маме с этим мальчиком подбежали работники цирка, те, что дежурят у главного выхода на манеж и всегда одеты очень красиво в красные костюмы, расшитые золотом. (Папа сказал, что в цирке этих работников называют «униформистами», или коротко «униформой», и объяснил, что это слово означает единая форма, потому что она у них у всех одинаковая). И ещё подошел тот важный дядя – в чёрном пиджаке, коротком впереди и длинном сзади, – который объявляет, кто будет выступать. И ещё один человек, одетый обыкновенно, но про него люди сказали, что это сам директор цирка. Мама этого скверного мальчишки ушла с директором, таща за руку своего упирающегося хулигана, который ревел во всю мочь, потому что мама успела ему наподдать. Униформа снова выстроилась в два ряда у главного выхода на манеж, под балкончиком, на котором сидит и играет оркестр. А важный объявляющий вывел за руку наездницу, которой все зрители стали громко аплодировать, а она стала раскланиваться в обе стороны.
    – Ну, слава Богу, – сказал кто-то из сидящих рядом, – раз она вышла на комплимент, значит всё не так страшно.
    Лёшку слова «вышла на комплимент» очень удивили, и вот почему. Лёшка как-то услышала, как про Юлькину маму говорят, что она «напрашивается на комплимент», когда жалуется: «Ах, я сегодня ужасно выгляжу». Это значит, что она хочет, чтобы ей лишний раз сказали, что она, «как всегда, красивая». Значит, комплимент – это когда тебе говорят, что ты красивая?
    Но тогда получается, что наездница напрасно выходила кланяться, никто не кричал, что она красивая. Может быть, потому что она не удержалась на лошади? Но, во-первых, она не виновата, виноват этот противный мальчишка с его мячиком. Во-вторых, почему же тогда ей так громко хлопали?
    Лёшка поделилась своими мыслями с мамой и папой. Сначала мама с папой Лёшку не поняли, но когда она рассказала про то, что слышала о Юлькиной маме, стали смеяться.
    И папа объяснил, что в цирке выйти на комплимент означает выйти поклониться. А вообще, комплимент – это любые приятные, хвалебные слова, сказанные человеку. В цирке, как и в театре, зрители заменяют хвалебные слова аплодисментами, хотя иногда кричат ещё: «Браво». А артист тоже делает зрителям приятный комплимент, когда выходит кланяться: так он без слов благодарит, что люди пришли, внимательно смотрели и оценили его выступление.
    – Понимаешь, Лёшка, – сказал тогда папа, – комплимент – это не только похвала красоте. Например, сегодня я тебе могу сделать такой комплимент: мне очень понравилось, как ты рассказывала, что в прошлый раз выступала воздушная гимнастка, которая летала над ареной, как чайка над морем. Но объясни, почему ты вспомнила чайку, а не, скажем, ласточку.
    Вот папа всегда так. Вчера его заинтересовало, почему Лёшка сказала, что закипающий чайник мурлычет, как кошка? Ну как тут объяснишь? Лёшка такие вещи не специально придумывает, это у неё как-то само получается. Но объяснять приходится, папа не отстанет. Правда, с гимнасткой – это просто:
    – Так гимнастка же была в белом, и чайка белая. А на ласточку больше был бы похож дядя-объявляющий, если бы он не был таким большим и толстым. Во-первых, пиджак у него чёрный, а во-вторых, этот пиджак сзади длинный и разрезан, как ласточкин хвост.
    Папа и мама снова рассмеялись и сказали, что такой пиджак называется фрак, и что Лёшка – неисправимая фантазёрка.
    Мама всегда немного опасается Лёшкиных фантазий, а папа наоборот – он очень любит, когда Лёшка фантазирует. Папа ведь и сам придумывает разные истории, по которым потом снимают кинофильмы и показывают их в кинотеатрах.
    Во время завтрака, все мысли Лёшки были заняты предстоящим походом в зоопарк. Она очень надеялась увидеть, как и чем кормят обезьян. До сих пор ей с мамой как-то не удавалось прийти так рано, чтобы поспеть к обезьяньему завтраку.
    Лёшка начала так быстро есть, что папа с удивлением посмотрел на неё, а мама сказала:
    – Лёшка, ты что так набросилась на еду, прямо, как тигр. С вчера проголодалась или боишься, что твой друг слон, не дождавшись тебя, отправится на прогулку с другой девочкой?
    Как видите, мама тоже любила пофантазировать. Наверное, от Лёшки научилась.
    – Никуда он уже не отправится, – грустно сказала Лёшка. – Он уже старый и ноги у него больные…
    – Кстати, Лёшка, – сказал папа, – ты всегда говоришь, что у слона ноги похожи на каменные тумбы, которые вкопаны в землю у ворот старых домов. А знаешь ли ты, что это за тумбы, и для чего их когда-то вкопали?
    Ну вот, папа опять придумал вопрос, и как раз тогда, когда надо спешить. Лёшка посмотрела на маму, надеясь услышать: «Лёшка, темпы-темпы, время-время», – этими словами мама всегда подгоняет Лёшку, когда они куда-нибудь спешат. Но мама, которая шла на кухню, остановилась и повернулась к Лёшке. Наверное, ей тоже было интересно узнать про эти тумбы.
    Лёшка подумала-подумала и говорит:
    – Наверное, чтобы можно было посидеть на них у ворот, когда кого-то ждешь. Или, когда домой не можешь попасть, как дядя Лукьян. Он, когда весёлый и громко поёт песни, его тетя Феня домой не пускает. Так он на этой тумбе сидит и поёт, а когда милиционер идёт, перестаёт петь и честь отдаёт.
    – Ну, когда эти тумбы ставили, не о дяде Лукьяне заботились, – сказал папа. – Но в одном ты права: тумбы эти для ожидающих. Но не для людей, а для лошадей. Когда не было автомобилей, люди ездили на лошадях. В каретах, повозках, на телегах… А некоторые ездили верхом, и у них мог быть свой конь. И, если человек на своём коне приезжал в гости, например, на чай, то не мог же он взять коня с собой в гостиную чаю попить. Вот он к тумбе его и привязывал. Их так и называли – коновязи.
    – Ох, какой же мой папа умный! – думает Лёшка. – Самый-самый умный! Он всё знает. А как смешно рассказывает…
    Лёшка представляет себе коня, чинно сидящего в гостиной за столиком, на котором кипит самовар, и начинает хохотать. Но тут из прихожей появляется совсем уже готовая к выходу мама, которая говорит, что теперь уже точно пора поторапливаться. Что ж, Лёшка быстро допивает своё молоко, и через пять минут они с мамой уже на улице.
    По дороге в зоопарк мама всегда покупала булочку, чтобы Лёшка могла угостить слона. Булочку купили и на этот раз. Но Лёшка сразу же потянула маму к обезьяннику. Она надеялась увидеть, как мартышек кормят бананами. Однако к обезьяньему завтраку они уже опоздали, а до обеда было ещё далеко, и мама категорически отказалась дожидаться его, заявив, что ей гораздо важнее успеть вовремя приготовить обед дома и накормить папу и Лёшку.
    Лёшка по такому поводу с удовольствием отказалась бы от обеда, но она понимала, что нельзя того же ожидать от папы.
    – Ну, и кроме того, – сказала мама, – не очень-то хорошо забывать старых друзей. Пошли, отнесём слону булочку.
    Мама пошла по дорожке, а Лёшка еще раз поглядела на обезьянок, которые резвились совсем, как в её сне, и побежала догонять маму.
    Лёшке было жаль, что они снова опоздали к обезьяньему завтраку, но мама успокоила её, сказав, что завтраком обезьянок кормят, наверное, совсем рано, когда в зоопарк посетителей ещё не пускают.
    Но, конечно, это было слабое утешение, очень уж Лёшка надеялась увидеть, как мартышки едят эти таинственные бананы. От огорчения даже её любимая белая черешня, которую они с мамой купили по дороге домой, показалась ей совсем невкусной.
    Вечером того же дня Лёшка уселась напротив папы и стала строить рожицы, ожесточенно почёсываясь при этом.
    Но папа читал газету и не обращал на Лёшку никакого внимания.
    Тогда Лёшка попробовала перекувырнуться на диване через голову. Папа, не отрываясь от газеты, заметил:
    – Лёшка, ты потише, шею себе свернёшь!
    Лёшка подумала, подумала и попыталась повиснуть на дверной портьере, откуда и шлёпнулась прямо в объятия входящей в комнату мамы.
    – Ты что это вытворяешь? – спросила мама. – Ты девочка или мартышка?
    – Мартышка! – не задумываясь, заявила Лёшка.
    – Ну, тогда мы тебя отправим в зоопарк. Там тебя посадят в клетку к другим мартышкам, и будете искать друг у друга блох.
    – Ничего, с мартышками весело. И там меня станут кормить бананами. А то, пока я девочка, никто и не подумает меня хоть разочек угостить такой вкуснятиной.
    Мама с папой рассмеялись.
    – Ну, почему ты думаешь, что тебе понравилось бы то, что нравится обезьянкам? – спросила мама. – Ты ж никогда не пробовала.
    – Да нет, люди тоже с удовольствием едят бананы, – сказал папа. – В некоторых странах бананы – это вообще основной продукт питания, основная пища, как у нас хлеб и картошка. А обезьянок у нас в зоопарках бананами тоже не кормят. Потому что у нас они не растут, им больше тепла нужно. Вот и приходится мартышкам есть те фрукты и овощи, что выращивают у нас.
    – А раз ты считаешь себя такой же мартышкой, – добавила мама, – то давай, ешь своё вечернее яблоко – и марш спать.
    – Яблоко на ночь – доктора прочь! – пропела Лёшка мамину любимую поговорку и отправилась в свою комнату.
    Вскоре папа уехал на неделю в Москву. Когда Лёшка была маленькой, Москва была самым главным городом в стране, в которой жила Лёшка. Там было много больших магазинов, в которых можно было купить то, что не продавалось в магазинах других городов, и папа всегда из Москвы привозил подарки маме и Лёшке.
    На этот раз он тоже вернулся не с пустыми руками, весело сообщил маме, что привёз много интересного, и что «кое-кто» очень удивится и обрадуется.
    Лёшке почему-то сразу показалось, что «кое-кто» – это она. Всё утро она вертелась и вертелась возле папы, пока мама не сказала ей строго, что нечего путаться под ногами, и отправила Лёшку во двор.
    Потом мама с папой пошли отнести гостинцы бабушке, а Лёшка, раздираемая любопытством, осталась во дворе. Но её тянуло домой, и тянуло прямо к стоящей на кухонном шкафчике небольшой картонной коробке из-под обуви.
    Нельзя сказать, что Лёшка не знала, что она поступает дурно. Но любопытство было так велико, что она придвинула к шкафчику табурет, влезла сначала на него, а с него на шкафчик и заглянула в коробку.
    Там лежали какие-то овощи, которые сначала Лёшка приняла за огурцы. Но потом она сообразила, что огурцы потоньше, потемнее и покрыты пупырышками.
    – Да ведь это кабачки! – догадалась Лёшка. – Такие же, как мама жарила к завтраку. Зачем же папа привёз их из Москвы? Вон сколько кабачков принесла мама с рынка!
    Лешка вынула из коробки один кабачок. Он был слегка изогнутый, и на нём прощупывались ребрышки.
    Лёшка повертела кабачок в руках. Он показался ей немножко подгнившим, так как был какой-то мягкий и у одного конца на его кожице стали проступать тёмные пятнышки.
    Лёшка огорчилась: обидно же тащить подарок – пусть даже такой неинтересный – из тридевятого царства, тридесятого государства, и не довезти его в целости. Мама, верно, тоже расстроится.
    Но, впрочем, есть выход! Лешка быстренько слезла со шкафчика, выбрала из маминой плетёной сумки со смешным названием «авоська» (потому что её берут с собой на всякий случай, «на авось»), подходящий кабачок и положила его в коробку, а тот, что ей показался испорченным, затолкала в ведро с мусором.
    Ну вот, теперь мама с папой вернуться от бабушки, мама возьмёт в руки коробку и скажет папе:
    – Ах, какие замечательные кабачки ты привёз нам. И как они все прекрасно доехали! Ни один в дороге не испортился…
    И, конечно, не скажет, что такие же, и даже лучше – она купила вчера на рынке. Зачем огорчать папу! Всё равно мужчины ничего в домашнем хозяйстве не понимают…
    Но тут Лёшка подумала, что надо бы проверить остальные кабачки, может быть среди них есть ещё испорченные. Она снова влезла на шкафчик, взяла коробку, осторожно спустилась с ней вниз и, чтобы уже надёжно все проверить, разложила все кабачки на полу.
    Как хорошо, что она такая предусмотрительная!
    – Ох, папа, папа! Ни одного кабачка не сумел довезти целым и чистым!
    Вскоре коробка, заполненная целенькими отборными кабачками из маминой сумки, снова стояла на кухонном шкафчике, а неудачные «путешественники» мирно покоились на дне мусорного ведра.
    Чтобы мама, выбрасывая мусор, не увидела злополучный папин подарок, Лёшка решила вынести мусорное ведро сама. Это оказалось совсем не легко. Ведро большое, и, хотя оно было заполнено только на половину, Лёшка изрядно попыхтела, пока дотащила его до заднего двора. Да ещё пришлось дожидаться, пока покажется кто-то из соседей, чтобы опрокинуть ведро в мусорный ящик – Лёшке для этого не хватало роста, хотя для своих шести с половиной лет она была довольно таки длинненькой девочкой.
    Вскоре вернулись родители. Мама пошла на кухню разогревать обед. Лёшка с некоторым беспокойством тоже заглянула в кухню, не заметила ли мама, что она трогала коробку.
    – Конечно, намерения у меня были самые добрые, – думала Лёшка, забывая, что все началось с любопытства, толкнувшего её заглянуть в коробку. – Но, если мама что-то заметит, то это испортит сюрприз, который готовит папа.
    Но мама ничего не заметила, а только сказала:
    – Не вертись под ногами, мой руки и ставь тарелки на стол.
    Лёшка облегчённо вздохнула и побежала накрывать стол. Она ведь мамина помощница.
    После обеда папа торжественно сказал:
    – Ну, а теперь – сюрприз!
    Он прошёл на кухню, снял со шкафчика коробку, внёс её в комнату, поставил на стол, на самую середину, куда бросала круг света лампа, висящая над столом, раскрыл и, улыбаясь, повернулся к Лёшке и маме…
    Мама заглянула в коробку и удивленно посмотрела на папу:
    – Что это!?
    Папа тоже заглянул в коробку и ахнул:
    – Ничего не понимаю! Что за шутки!!!
    Тут они оба уставились на Лёшку.
    – Боже мой! – закричала мама. – Неужели ты всё сама съела?! Ты же заболеешь!
    – Мамочка, не волнуйся, – заплакала Лёшка, – я не ела гнилых кабачков. Я-я ведь и хороших сырыми их не ем. Я-я только подумала, что ты не знаешь, что кабачки в дороге испортились, а-а я не хотела, чтобы ты расстраивалась и-и… и поменяла плохие кабачки на хорошие… А те, что потемнели и стали мягкими, выбросила в мусор.
    Мама бросилась к ведру, но в нем было пусто.
    – Ну, тогда реви еще громче, – сказал папа, – ты ведь в мусор выбросила не кабачки, а бананы! И вовсе они были не гнилые, а просто очень-очень спелые.
    Прошло много лет, прежде чем Лёшке удалось попробовать обезьяне лакомство.
    Через год после истории с «обезьянами и бананами» началась война. Мама с Лёшкой уехали далеко-далеко от своего родного города. А папа ушел на фронт, снимать фильмы о войне.
    Лёшке пришлось много помогать маме. Она по-взрослому мыла пол, варила щи из крапивы, даже ходила в лес за хворостом и топила им маленькую железную печурку.
    И когда после войны папа вернулся домой, мама ему сказала:
    – У меня была настоящая помощница!
    
    Одесса, 2014
    glasweb.com